Переводы из Оксаны Ефименко

Подборка моих переводов с украинского на русский из творчества Оксаны Ефименко.





*(и спасенной я буду)

Не разорвет тот, который спит,
волокна кокона, волокна покоя,
что распростерся парусом меж небесами
и тем, кто видит сны.
И потухали
огни,пошестью зажженные ночной,
и спасенной я буду,
только ей.
И спасенной я буду.
Слышен звон, будто рыбье ребро
задели чьи-то приученные пальцы,
и на нем играли, и к утру,
вонзились в плоть.
И спасенной я буду,
нот пока
хватит, чтобы плоть моя звенела.
И спасенной я буду.
И не сдвинет тот, который спит,
голову свою тяжелую, будто глыба.
Он уста свои раскроет,
чтоб выпорхнула из них
птица тишины.
Темнота ее перин немых -
нерушимая, незрячая их стража
на пороге к дому для ночей.
Тот, который спит, не знал своих очей
иными, чем глазами того, кто видит сны,
к которым не придет и снежный свет.
И спасенной я буду,
пока сниться мне,
как кровь его вместе с моей идет.
И спасенной я буду.












На усмирение

Третье лицо прячет в карман
невыдуманную суть, которая могла бы
стать сердцем любой истории,
написанной или пережитой,

и день начинается слишком поздно,
чтоб можно было проститься с ночью,
и в тени ее разворачивается то,
что поместиться на одном листе бумаги,
но не войдет ни в одну историю,
не написаную,никакую.
Третье лицо смотрит, как разговаривают двое
в предвестии иной поры,
как пар выдыхается вместо выдоха,
как грудь раскрывается вместо голоса,
и меж ребер кровью ее вскормленный зверь,
воет на ветер, вылизывает глаза
детям своим, и врагам своим.
Третье лицо берет карандаш и лист бумаги,
кладет их перед обоими и наклоняет их головы,
будто на исповедь.
Ночь началась слишком рано,
чтобы принять ее,
она тешится тем, что успела развернуть,
и третье лицо берет свой лист бумаги обратно.













Перерождение

А.П.

Твой след останется
счастьем раскаленного песка,
и он его спрячет,
будто свое драгоценное сокровище.
И солнце осветит пустующее место,
обнаруживая твой взор, который ты там оставил,
когда оно еще спало,
а ты был тем, кто никогда не спит.
И выйдет с неба тот другой,
не спящий,
и след отнимет у пустыни,
и след наполниться водой с его ладоней.
Он лодку вырежет с единственного дерева живого,
которое найдет,
и время у себя твое отнимет,
и руслом вопреки теченью поплывет
к твоему дом , там где ты проснулся зрячим,
к твоим вещам, что были слишком для тебя привычны,
чтоб их увидеть,
к той твоей одежде, которой не берег ты
и тех твоих сокровищ, что не с тобой уже.
И в месте том пустующем деревья проростут,
что взором расцветают,
и взор направят в землю,
его сплетая с твоим сном
слепым.













Солнце

Камни выращивают змей из своей тени,
черных и юных, черных и сильных,
в то время как небо погружает глаза в будущее
солнцестояние,
в смерть,
большую и светлую.
Змеи продвигаются на запад
к своему зимовью и к терпкому сну
на запах корней и каштанов.
"Мать змеиная,
погаси это небо,
укрой нас листвой,
чтоб дети спали,
и смерь чтоб о нас не споткнулась."
Земля теперь не слышит чужих голосов,
и небо гаснет,
и листва падает на головы детей,
и смерть проходит мимо.












Пробуждение

Ночью кто-то ходит комнатами чащ
и раздвигает шторы.
Звук его шагов сужает зрачки в предвестии холода.
Пар его дыхания рвет паутину.
Холод его глаз проходит сон насквозь.
Его позвоночник держит фонарь на последнем позвонке,
а его пальцы стирают окна.
И люди просыпаются ночами от его шагов,
и люди смотрят в потемневшие зеркала,
и молча ходят по комнатам своим.
Мысли сбивают друг друга и гибнут,
как только к ним прикасаются.
И люди молча собираются,
безмолвно надевают обувь,
и за руку его берут.
Идут туда, куда он их ведет.














Затемненный

Расскажи мне о месте,
в котором окажемся только по отдельности,
оправдай мою тревогу
болью, что сильнее пространства.
Говори надрывно и сильно -
так нужно,
чтобы я видела,
как из недр хурасталь выталкиваются
истеричными спазмами,
и трава камень крошит.
Говори тише, сильнее...

Покажи, как тьма приближается к окнам,
подступает на вытянутую руку.
И не поблекшие, будто вчерашний чай,
глаза мои,
и явь не заглушённая мне преградой
перед тобой станут,
таким когда-то светлым и стройным.
Завеет липовым цветом,
прижмется ветками к окнам,
заскрежещет тьма и закрутится,
вокруг мизинца,
впитывая тепло в свои зрачки,
темно-зеленые, будто омела;
и твой ровный голос - оберегом мне станет.
Я слышу, как сон струится сквозь трещины -
я бы и его, своими руками сотканного,
в огонь бы обратила,
лишь бы лицо твое увидеть,
когда закрутиться рой тьмы,
и выше головы поднимется -
и если заберет тогда, то ты останешься,
новый за собой соткешь,
и молитвой оградишь
меня.
Оберегом мне - голос твой ровный.

Метки:
Предыдущий: Из Роберта Геррика. N-206. Покаяние
Следующий: Из Роберта Геррика. H-1097. О королях