Андрий Любка. Слушай, совсем неожиданно сказала...

Слушай, – совсем неожиданно сказала она,
вдруг отвернувшись от холодильника, голая,
растрёпанная, как правда. – Я хочу сделать с тобой
интервью, как ты на это смотришь?
Я похолодел, но через несколько секунд всё-таки смог
изобразить заинтересованность и даже поднял брови.
А я ненавижу утра и в тот момент думал именно об этом.
Наверное, было бы честнее так прямо ей об этом
и сказать, попросить, чтобы не мешала думать,
отцепилась, оставила в покое, по****овала, наконец,
на свою работу, или просто замолчала, словом,
поступить, как настоящий мужчина, но нет, эта дурацкая воспитанность,
я не мог себе это позволить, особенно у ней дома,
да ещё и на третий день знакомства. А я ненавижу утра.
И думаю об этом каждое утро. Жаль, что она не умеет читать
мои мысли, жаль, что утро, и что она продолжает:
ты переведён на десять языков, а такой молодой,
и широкая общественность должна узнать о тебе,
твоих взглядах, твоей жизни, давай, будет интересно!
А я ненавижу утра. Но ещё больше я ненавижу
широкую общественность. Особенно утром.
А она даже не понимает, что переведён совсем
не я, а стихи, а стихи – это собственность языка, ничего больше:
я же переведён разве что на язык прикосновений, да и то
на самом деле только одной женщиной, и она
ждёт меня в другом городе, я переведён
только на язык прикосновений, трепетных ночных пробуждений,
когда просыпаешься лишь для того, чтобы убедиться,
что она здесь, рядом, спит, я переведён, как стрелки, чтобы скрыть вину,
за которую никто и никогда не попросит прощения. Широкая общественность,
для чего-то ещё раз подчеркнула она, должна узнать о твоём
существовании. Я посмотрел на неё и подумал, что некоторые вещи удаются
ей лучше, чем журналистика. Представил, что широкая общественность
с интересом может узнать о том, что меня вдохновляет,
какие у меня творческие планы, над чем я сейчас работаю и кого из
писателей ценю, ну о чём ещё она может спросить?
А я ненавижу утра. Возможно, как раз за такие предложения
интервью, за свою беспомощность и растерянность, за то, что я никакой,
совершенно нулевой. Так что скажешь? – забила она последний гвоздь
в мою симпатию к себе. Я зачерпнул ложкой кукурузные
хлопья под йогуртом с орехами, кусочками банана
и клубники, и ответил правду:
эта твоя здоровая еда когда-нибудь меня убьёт.

(Перевод с украинского Станислава Бельского)